Раковый бизнес: Бизнес по продаже раков — как начать, стартовые вложения
Онколог рассказал, когда раковым больным необходима операция — Газета.Ru
Онколог рассказал, когда раковым больным необходима операция — Газета.Ru | Новости
close
100%
На сегодняшний день большинство онкологических заболеваний лечатся или поддаются контролю. Лечение проводится двумя способами: комплексно или комбинировано, рассказал «Газете.Ru» д.м.н., член-корреспондент РАН, главный врач онкоцентра Лапино-2 Михаил Давыдов.
«При комплексном лечении применяется: хирургия, химио и лучевая терапия. При комбинированном, совмещают два метода, например, химиотерапия и хирургическое лечение. Хирургия сохраняет ведущие позиции в радикальном лечении не распространенных по организму форм онкологических заболеваний, то есть при отсутствии метастаз», — сказал он.
Лекарственное лечение может применяться как до хирургического вмешательства, так и после, в зависимости от диагноза.
Например, если опухоль имеет большие размеры, терапию используют перед операцией, чтобы уменьшить размер опухоли и сократить объем хирургического вмешательства, отметил врач.
Также в онкологии активно используется диагностическая хирургия – биопсия. Когда у пациента в ходе небольшой операции берут небольшой фрагмент опухоли, чтобы установить диагноз или уточнить его и назначить корректное лечение.
«Еще один вид оперативного вмешательства при онкологии — паллиативная (ургентная) хирургия. Такие операции проводятся на поздних стадиях заболевания, когда опухоль распространяется по организму из-за чего у пациента возникают кровотечения, гнойные воспаления, непроходимость пищевода, кишечника. Хирургическая операция в этом случае используется, чтобы облегчить состояние больного», — пояснил Давыдов.
Отказ от операции может иметь для пациента с онкологическим заболеванием более тяжелые и непредсказуемые последствия. Победить раковую опухоль без радикального хирургического вмешательства, в подавляющем большинстве случаев невозможно, заключил собеседник.
Ранее сообщалось, что российские ученые создали сенсор для ранней диагностики рака.
Подписывайтесь на «Газету.Ru» в Новостях, Дзен и Telegram.
Чтобы сообщить об ошибке, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Новости
Дзен
Telegram
Юрий Мурадян
Долой самозванца!
О том, как не обесценивать свои успехи
Андрей Колесников
Ностальгия по жертвоприношению
О прецеденте спасения мира
Георгий Бовт
Не сможем повторить
К 60-летию Карибского кризиса
Алена Солнцева
Плакать нельзя, бить можно
О семейном насилии и стереотипах отечественного воспитания
Алексей Мухин
Пока горят костры из книг
О том, как переписывается история
Найдена ошибка?
Закрыть
Спасибо за ваше сообщение, мы скоро все поправим.
Продолжить чтение
Кто напишет «Раковый корпус»? – Владимир Сорокин – Колонки – Избранное – Сноб
Советская школа. Как старый шрамик — всегда под рукой…
Как ее звали, училку по литературе, — Наталь Николавна? Людмил Алексевна? Вер Тимофевна? Наверно все-таки — Лид Сергевна.
Восьмой класс, Подмосковье. Сперва нудно толкли в ступе Базарова и Рахметова, в надежде получить субстрат Павла Корчагина, потом она отодвинула дымящуюся ступку в сторону, встала, поправив недлинную юбку:
— Мы с вами только что говорили о положительных героях, о великих писателях. Сегодня я расскажу вам и про литературных отщепенцев. Вы уже взрослые, должны это знать.
Махровый антисоветчик Солженицын опубликовал на Западе очередной свой пасквиль на нашу советскую действительность. Под названием…(пауза) «Раковый корпус». (пауза)
Когда Лид Сергевна волновалась или выходила из себя, она слегка приседала, одновременно беря себя за локти. У нее были красивые ноги и красивые туфли на шпильках. Да и сама она была вполне. Легко впадающая в гнев и в экзальтацию, она носила высокую прическу и роговые очки. Над верхней губой у нее виднелся светлый пушок. Она была безнадежно глупой. Наверно, она любила и умела хорошо отдаваться мужчинам.
Большую часть урока она посвятила «Раковому корпусу». Не знаю, какая муха ее укусила, думаю, на нее, вероятно, сильно подействовало выступление какого-нибудь сухощавого заезжего политработника в РОНО, доносящего до учителей литературы разъяснительное уложение по поводу очередной вылазки антисоветчика Солженицына.
Она вещала вдохновенно, краснея, прохаживаясь между рядами и возбужденно приседая, словно собираясь помочиться на коричневый дощатый пол.
Голос ее звенел:
— На окраине города, в глухом лесу стоит мрачный раковый корпус. Он переполнен раковыми больными. Гноящиеся раны, стоны, проклятия, гнетущая атмосфера безнадежности… (она зажмурилась, качая головой)…натурализм, мрачнейшая, жутчайшая атмосфера! И вот туда приезжает больной антисоветчик, отбывший наказание и ставший в лагерях уголовником, по фамилии…(пауза) Костоглотов! Какая жуткая, античеловеческая фамилия, не правда ли?! Этот Костоглотов валится на пол в приемном покое. К нему подходит врач, молодая женщина. А он обкладывает ее…(пауза)… чудовищным, многоэтажным матом! И это все написано буквально! И сразу требует, чтобы она стала…(пауза) его любовницей. Костоглотова интересуют только секс, жратва и антисоветчина…
Никогда на ее сумбурных уроках не стояло такой гробовой тишины. Класс оцепенел.
Даже отпетые хулиганы Полоз и Труба, даже вечный хохотун Максюта замерли, как первоклашки.
Лид Сергевна была в ударе. Образ злобного, грязного, с горящими глазами матерщинника и антисоветчика Костоглотова, похабно пристающего к медсестрам, потряс молодые умы.
Она пересказала сюжет этого совершенно безумного романа, завершив его:
— И чем же отплатил вылеченный Костоглотов советским врачам? Ночью он пробрался на кухню, украл мешок с продуктами, взял нож и побежал на станцию. Сел на поезд и поехал в Москву. Чтобы продолжать свою антисоветскую деятельность. Чтобы насиловать московских женщин. А если понадобится — грабить и убивать.
Дома я расспросил родителей о Солженицыне. Переглянувшись, они, прилежные читатели «Москвы» и «Нового мира», сказали, что он пишет очень мрачно, потому что «крайне озлоблен на советскую власть». В ту пору родителей интересовал Солоухин.
Не добившись ничего вразумительного, я заснул, повторяя, как заклинание: «антисоветчина… многоэтажный мат… рак… секс».
Потом, позже довелось увидеть и фотографию автора в зачитанном журнале. Лицо отщепенца впечатлило: сурово-напряженное, с маленьким тонкогубым ртом и упрямым острым подбородком. Показалось, что он, как и всякий подпольщик, крайне малорослый.
«Уж этот может написать многоэтажным матом про секс, рак и антисоветчину…» — подумалось с замиранием сердца.
Миф страшного романа креп. Его подстегивали «вражеские» радиоголоса, регулярно передающие какие-то открытые письма автора. Письма дышали гневом.
«Эх, почитать бы “Раковый корпус”…» — думалось мечтательно.
Но неслись годы, бурно навалилось другое: рок-музыка, сюрреализм, поэзия, институт.
И вот он, священный миг: на лекции по ТММ мне суют ксерокс… «Ракового корпуса»!
Трепеща, я взял плохо пропечатанные страницы, стал читать:
«Мысли о доме не помогли, и Павел Николаевич постарался отвлечься государственными мыслями. В субботу должна открыться сессия Верховного Совета Союза. Ничего крупного как будто не ожидается, утвердят бюджет…
— Не говори, браток, — вздыхал Максим Петрович и перекладывал продукты в тумбочку, — нужна реформа законодательства…
— Как вы могли так горячо меня уверять, что уколы — нужны, но я не пойму их смысла? А что там понимать? Гормонотерапия — что там понимать?»
Что это? Кондовая совковая проза.
При чем здесь «Раковый корпус»? Какой-то «отрицательный» Русанов. А вот и «положительный» Костоглотов… но это совершенно не тот Костоглотов! Где «многоэтажный мат»? Где «чудовищная, гнетущая атмосфера»? Где зловеще горящие глаза? Где секс?!
Ксерокс был без титула, вероятно, из-за соображений безопасности.
— Это не «Раковый корпус», — решительно сказал я и вернул пачку. Но в душе замерцала смутная догадка: надули! Отогнав эти мысли, я вытеснил «Раковый корпус» на периферию памяти…
И вот он день, когда внучка советского детского поэта-гения дает мне почитать первое западное издание «Ракового корпуса», да еще с правкой самого автора: наборщик-эмигрант насажал ошибок.
Приехал домой, открыл. И как полуразложившиеся трупы всплыли положительный Костоглотов с отрицательным Русановым и закружились в соцреалистическом вальсе хрущевской оттепели…
Надули! Как же меня надули!
Я был зол даже не на экзальтированную дуру Лид Сергевну и не на автора с острым подбородком.
А на логоцентризм места, в котором довелось родиться и вырасти. Сила слова запретного, мать его через герменевтическое колено…
Но кто же напишет «Раковый корпус»?!
Почему это товар?
Мужчина, переживший рак молочной железы, критически оценивает запутанные маркетинговые кампании, окружающие его болезнь.
Нравится вам это или нет, но выживание при раке — это многомиллиардный бизнес. Иногда мне кажется, что меня перебрасывают между воинственными фармацевтическими компаниями и конкурирующими противораковыми лагерями. Согласно отчету о рынке и потребителях, в 2021 году расходы на онкологию во всем мире составят около 187 миллиардов долларов США. Включите телевизор на несколько минут, и поток рекламы фармакологических средств засыплет вас образами активных и оптимистичных людей, чья счастливая жизнь связана с употреблением какого-то наркотика.
Но за мое внимание борются не только производители лекарств. Больницы и врачи тоже борются за мой бизнес.
Американская медицинская ассоциация (АМА) создала «Кодекс медицинской этики», которому должны следовать врачи, и в нем они заявляют, что «нет никаких ограничений на рекламу со стороны врачей, за исключением тех, которые могут быть конкретно оправданы для защиты населения от вводящих в заблуждение практик». ».
Таким образом, наши онкологи могут рекламировать себя через любую коммерческую рекламу или другую форму публичного общения. Это кажется разумной политикой, за исключением того факта, что, согласно AMA, «общественность иногда может быть обманута использованием медицинских терминов или иллюстраций, которые трудно понять».
Приведу пример из собственного опыта. Вот уже 50 лет я зарабатываю на жизнь профессиональным фокусником. Волшебные развлечения хоть и довольно необычное призвание, но очень конкурентный бизнес. В этом случае я стал товаром. Я занимаюсь продажей себя, и у меня есть этическое обязательство честно представлять свою работу. Но правда в том, что никто не проверяет.
Для тех из нас, у кого в жизни есть рак, задача состоит в том, чтобы найти и завербовать экспертов по раку, которые могут надежно помочь нам в нашей миссии по излечению и, возможно, излечению; и безотлагательность наших поисков часто не позволяет проводить методический поиск. Когда у вас впервые диагностирован рак, дни имеют значение.
Так что мы можем сделать?
В моем случае мне было важно узнать как можно больше о мужском раке молочной железы в кратчайшие сроки. В то время я временно жил на Гавайях, у меня не было постоянного лечащего врача и медицинской страховки, которой всего месяц. В течение 30 дней после того, как мне поставили диагноз, мне сделали операцию по удалению левой груди, так что это не оставило мне много времени. Интернет предоставил мне единственную ссылку на информацию, так как мало что было известно о том, как лечить рак молочной железы у мужчин. На самом деле, рак молочной железы у мужчин встречается настолько редко, что прошло пять лет, прежде чем я встретился лицом к лицу с другим мужчиной с моим заболеванием.
Поэтому крайне важно, чтобы мы исследовали нашу особую форму рака, прежде чем запускать программу по спасению наших жизней. Как бы пугающе это ни казалось, мы должны защищать себя — читать мелкий шрифт на тех препаратах, которые мы принимаем, и задавать множество вопросов тем, кого мы привлекаем для помощи в нашем выживании. Я не утверждаю, что производители лекарств и врачи намеренно преувеличивают свои продукты или преувеличивают свои достижения, но научиться понимать преувеличения часто бывает сложно, особенно если вы усердно работаете над победой над раком.
Несколько лет назад я провела неделю в качестве студентки и участвовала в программе под названием Project LEAD, научной учебной программе Национальной коалиции по борьбе с раком молочной железы для активистов, занимающихся исследованиями рака молочной железы и общественной политикой. Каждый день мы проводили много часов, изучая и учась интерпретировать клинические испытания. Если вы считаете, что понять мелкий шрифт на флаконе с лекарством сложно, попробуйте интерпретировать клинические испытания лекарств, которые вы принимаете.
Здесь нам нужно заручиться поддержкой других.
Группы поддержки больных раком — отличный ресурс для многих из нас. Истории от первого лица, рассказы других выживших — важный инструмент, хотя люди по-разному реагируют на одинаковые наркотики. И следование надежным источникам информации о раке является ценным средством сбора информации. Прямо сейчас вы читаете эту историю в CURE®, одном из моих собственных надежных источников самых последних научных и медицинских достижений для таких пациентов, как я, наряду со многими личными эссе и историями выживших.
В конце концов, рак не обходится без конфликтов. Если вы терпеливы или выживаете, сталкиваясь с постоянными корпоративными спорами или надоедливыми бюрократическими баталиями, вы не одиноки. Это одна из областей, которая, кажется, объединяет всех нас. И именно эта связь нас и объединяет, потому что, несмотря на все ее разновидности и формы, рак действительно «один». Это то, что есть у каждого из нас.
Чтобы узнать больше об обновлениях, исследованиях и образовании в области рака, не забудьте подписаться на информационные бюллетени CURE® здесь.
Раковая индустрия: шумиха против реальности
Сегодня я выступаю с докладом в моей школе, Технологическом институте Стивенса, под названием «Онкологическая индустрия: шумиха против реальности». В докладе основное внимание уделяется огромному разрыву между мрачной реальностью медицины рака в США и оптимистичными заявлениями раковой индустрии и ее средств массовой информации. Ниже приведены тезисы, которые я планирую затронуть в своем выступлении, в дополнение к тому, что я сделал
в предыдущих постах .—Джон ХорганБОЛЬШАЯ ПРОБЛЕМА, БОЛЬШОЙ БИЗНЕС, БОЛЬШАЯ ШУМИЯ
Сначала несколько основных фактов, чтобы передать масштаб проблемы. Рак является вторым наиболее смертоносным заболеванием в США после сердечно-сосудистых заболеваний. В 2018 году у более чем 1,7 миллиона американцев был диагностирован рак, и более 600 000 человек умерли. Сегодня живы более 15 миллионов американцев, перенесших рак. По данным Национального института рака, почти четыре из десяти человек будут диагностированы в течение жизни.
Рак породил огромный промышленный комплекс с участием государственных учреждений, фармацевтических и биомедицинских фирм, больниц и клиник, университетов, профессиональных обществ, некоммерческих фондов и средств массовой информации. Затраты на лечение рака выросли на 40 процентов за последнее десятилетие, со 125 миллиардов долларов в 2010 году до 175 миллиардов долларов в 2020 году (по прогнозам).
Финансирование исследований также резко возросло. Бюджет Национального института рака, федерального агентства, основанного в 1937 году, в настоящее время составляет более 6 миллиардов долларов в год. Это лишь часть от общей суммы, которую тратят на исследования некоммерческие фонды (6 миллиардов долларов в год, согласно исследованию 2019 года), частные фирмы и другие государственные учреждения. По оценке 2016 года, общие расходы на исследования с тех пор, как Ричард Никсон объявил «войну раку» в 1971 году, превышают четверть триллиона долларов.
Сторонники онкологической индустрии утверждают, что инвестиции в исследования, тестирование и лечение привели к «невероятному прогрессу» и миллионам «предотвращенных смертей от рака», как говорится на домашней странице Американского онкологического общества, некоммерческой организации, которая получает деньги от биомедицинских фирм.
В США более 1200 аккредитованных онкологических центров. Согласно исследованию 2018 года, в 2014 году они потратили 173 млн долларов на рекламу на телевидении и в журналах, предназначенную для населения, и 43 из 48 самых расточительных «обманно рекламировали нетипичного пациента. опыт благодаря использованию убедительных отзывов». Исследование, проведенное в 2014 году, пришло к выводу, что онкологические центры «часто продвигают лечение рака с помощью эмоциональных призывов, которые вызывают надежду и страх, но редко предоставляют информацию о рисках, преимуществах, затратах или доступности страховки».
НЕБОЛЬШОЙ ЧИСТЫЙ ПРОГРЕСС ПОСЛЕ 90 ЛЕТ, ПОМИМО МЕР ПО БОРЬБЕ С КУРЕНИЕМ
Что на самом деле скрывается за шумихой? «Никто не выигрывает войну с раком», — утверждает Азра Раза, онколог из Колумбийского университета, в своей книге 2019 года «Первая клетка: и затраты на борьбу с раком до последних 90 004».
Заявления о прогрессе — это «по большей части шумиха, одна и та же риторика одних и тех же самодовольных голосов за последние полвека». Раза отмечает, что в результате испытаний были улучшены методы лечения рака у детей и конкретных видов рака крови, костного мозга и лимфатической системы. Но эти успехи, которые связаны с необычными видами рака, являются исключениями среди «списка неудач».
Лучший способ измерить прогресс в борьбе с раком — посмотреть на уровень смертности, число людей, умирающих от рака на единицу населения в год. Риск рака растет с возрастом. (Хотя детскому раку уделяется много внимания, на долю американцев в возрасте до 20 лет приходится менее 0,3 процента всех смертей от рака в США.) и так далее), так же как и уровень смертности от рака. Поэтому, чтобы рассчитать тенденции смертности с течением времени, исследователи делают поправку на старение населения.
С этой корректировкой, которая, имейте в виду, представляет лекарство от рака в более благоприятном свете, уровень смертности снизился почти на 30 процентов с 1991 года.
лечение окупилось. О чем сторонники часто не упоминают, так это о том, что недавнее снижение смертности от рака последовало по крайней мере за 60 лет
Рост и падение смертности от рака отслеживают рост и падение курения с отставанием в пару десятилетий. По данным некоммерческого сайта «Наш мир в данных», потребление сигарет в США увеличилось более чем вдвое в период с 1930 по начало 1970-х годов и с тех пор неуклонно падает. Курение повышает риск развития многих видов рака, но особенно рака легких, который на сегодняшний день является самой большой причиной смерти, на которую приходится больше смертей, чем рак толстой кишки, груди и простаты вместе взятые.
За последние два десятилетия смертность от рака легких снизилась, но по-прежнему остается выше, чем в 1960-х годах, особенно среди женщин, согласно Our World in Data.
НОВЫЕ ЛЕЧЕНИЯ ПРИНОСЯТ МАЛЕНЬКИЕ ПРЕИМУЩЕСТВА, БОЛЬШИЕ ЗАТРАТЫ
Исследования связывают рак со многими внутренними и внешними факторами, в частности, с онкогенами, гормонами, вирусами, канцерогенами (например, в сигаретах) и случайными ошибками клеточной репликации, или «невезением». ». Но, за заметным исключением связи между курением и раком, которая привела к эффективным мерам по борьбе с курением, эти знания не привели к значительному улучшению профилактических мер или методов лечения.Клинические испытания рака «имеют самый высокий процент неудач по сравнению с другими терапевтическими областями». согласно статье 2012 г.
Фармацевтические компании продолжают выводить на рынок новые лекарства. Но одно исследование показало, что 72 новых противоопухолевых препарата, одобренных FDA в период с 2004 по 2014 год, продлевают выживаемость в среднем на 2,1 месяца.
Стоимость лечения рака значительно превысила инфляцию, а стоимость новых лекарств оценивается в среднем более чем в 100 000 долларов США в год. Пациенты в конечном итоге несут значительную долю расходов. Согласно одной оценке, более 40 процентов людей, у которых диагностирован рак, теряют свои сбережения в течение 2 лет.
Иммунная терапия, направленная на стимуляцию иммунных реакций на рак, вызвала огромный интерес. Два исследователя получили Нобелевскую премию 2018 года за работу, связанную с иммунной терапией, и за новую книгу The Breakthrough: Immunotherapy and the Race to Cure Cancer утверждает, что они представляют собой «революционное открытие в нашем понимании рака и способов его победить».
Согласно отчету за 2018 год, опубликованному в Stat News , фармацевтические компании агрессивно продвигают иммунную терапию, и пациенты «настойчиво пытаются попробовать их, даже если практически нет доказательств того, что лекарства будут работать против их конкретного рака». Анализ, проведенный в 2017 году онкологами Натаном Гэем и Винаем Прасадом, показал, что менее 10 процентов больных раком могут получить пользу от иммунотерапии, и это «наилучший сценарий».
Иммунная терапия вызывает серьезные побочные эффекты, а также чрезвычайно дорогая, обходится в сотни тысяч долларов в год, сообщил онколог Сиддхартха Мукерджи, автор книги Император всех болезней , бестселлера истории рака, сообщенной в New. Yorker в прошлом году. «Последующее пребывание в больнице и поддерживающая терапия могут увеличить общую стоимость до миллиона долларов и более», — пишет он. «Если широко назначать иммунную терапию, она может обанкротить американскую систему здравоохранения».
ТЕСТЫ ПРИВОДЯТ К ГИЛЬБАРДИАГНОЗУ И ПЕРЕЛЕЧЕНИЮ
Раковая индустрия, которой помогают знаменитости, утверждающие, что тесты спасли их жизни, убедила общественность в том, что скрининг на рак полезен. Чем раньше мы сможем обнаружить раковые клетки, тем больше вероятность того, что лечение будет успешным. Верно? Неправильный. Одним из наиболее важных открытий последнего десятилетия является то, что у многих людей есть раковые или предраковые клетки, которые, если бы их не лечили, никогда бы не поставили под угрозу их здоровье. Вскрытие показало, что многие люди, умирающие по несвязанным причинам, имеют раковую ткань.
Тесты не могут надежно отличить вредный рак от безвредного. В результате повсеместное тестирование привело к широко распространенной гипердиагностике, выявлению безвредных раковых клеток. Гипердиагностика, в свою очередь, приводит к ненужной химиотерапии, облучению и хирургическому вмешательству. Гилберт Уэлч, врач, чья книга 2011 года « Overdiagnosed: Making People Sick in Pursuit of Health » помогла выявить гипердиагностику, недавно назвал это «досадным побочным эффектом нашего иррационального стремления к раннему выявлению».
Гипердиагностика более коварна, чем ложноположительные результаты, когда тесты ошибочно указывают на наличие рака. Биопсия может опровергнуть ложноположительные результаты, но не гипердиагностику.
Маммограммы и тесты на простат-специфический антиген (PSA) привели к особенно высоким показателям гипердиагностики и чрезмерного лечения рака молочной железы и простаты. Метаанализ 2013 года, проведенный Cochrane Collaboration, международной ассоциацией экспертов, оценивающих медицинские процедуры, показал, что если 2000 женщин пройти маммографию в течение 10 лет, жизнь одной женщины будет спасена благодаря положительному диагнозу. Между тем 10 здоровых женщин будут лечиться без необходимости, а более 200 «будут испытывать серьезный психологический стресс, включая тревогу и неуверенность в течение многих лет из-за ложноположительных результатов».
Другая некоммерческая медицинская группа, theNNT.com, указала на тревожное значение этих данных. (NNT расшифровывается как «число, необходимое для лечения», которое относится к количеству людей, которые должны получить лечение, чтобы один человек получил какую-либо пользу.
В идеале число равно 1.) NNT отмечает, что некоторые женщины с гипердиагностикой могут «умереть из-за к агрессивным методам лечения, таким как химиотерапия и серьезная хирургия». Таким образом, любая польза от скрининга «уравновешивается смертельным вредом от гипердиагностики и ложноположительных результатов». Специалист по раку молочной железы Майкл Баум, который помог основать программу скрининга молочной железы в Соединенном Королевстве, выступает за отказ от таких программ, которые, по его мнению, могут сократить больше жизней, чем продлить.
Что касается тестов на ПСА, федеральная целевая группа медицинских экспертов оценивает, что можно предотвратить 1,3 смерти на каждые 1 000 мужчин в возрасте от 55 до 69 лет, прошедших тестирование в течение 13 лет. Но на каждого мужчину, чья жизнь продлевается, приходится намного больше «ложноположительных результатов, требующих дополнительного тестирования и, возможно, биопсии простаты; гипердиагностика и чрезмерное лечение; и осложнения лечения, такие как недержание мочи и эректильная дисфункция».
Анализ, проведенный целевой группой в 2017 году, показал, что соотношение положительных тестов ПСА к ложноположительным результатам и гипердиагностике достигает 1/240.
Метаанализ 2013 года, проведенный Cochrane Group, не выявил «значительного снижения» смертности в результате тестов на ПСА. «Стратегия рутинного скрининга всех мужчин с тестами на ПСА приводит к вмешательствам, которые не спасают жизни и могут причинить вред», — заявили в NNT. Первооткрыватель простатоспецифического антигена, патологоанатом Ричард Эблин, назвал тест на ПСА «связанной с прибылью катастрофой для общественного здравоохранения».
СМЕРТНОСТЬ ОТ ВСЕХ ПРИЧИН ПРОТИВ КОНКРЕТНОЙ СМЕРТНОСТИ И «МУЧЕНИЕ ДАННЫХ»
Исследования тестов на конкретный рак обычно рассматривают смертность, связанную с этим раком. Таким образом, маммография считается эффективной, если женщины, которым делают маммографию, умирают реже от рака груди , чем женщины, которым маммографию не делают.
Этот метод может преувеличить преимущества тестов, поскольку он может не учитывать случаи смерти, прямо или косвенно связанные с диагнозом. В конце концов, хирургическое вмешательство, химиотерапия и лучевая терапия могут иметь разрушительные ятрогенные последствия, включая болезни сердца, оппортунистические инфекции, другие формы рака и самоубийства.
Поэтому в некоторых исследованиях измеряется смертность от всех причин. Метаанализ 2015 года, проведенный эпидемиологом Джоном Иоаннидисом (известным тем, что выявил кризис научной репликации) и другими, не выявил снижения смертности от всех причин в результате тестов на рак молочной железы, предстательной железы, толстой кишки, легких, шейки матки, рта или яичников для бессимптомные больные.
В недавней редакционной статье в European Journal of Clinical Investigation Иоаннидис и четыре соавтора утверждают, что скрининг рака (особенно маммография и тесты на ПСА) приносит больше вреда, чем пользы, и от него следует отказаться.
Они ожидают, что это предложение встретит «жестокое сопротивление». Они отмечают, что скрининг — это «большой бизнес: больше скрининга означает больше пациентов, больше клинических доходов для диагностических и клинических отделений и больше выживших, нуждающихся в уходе и последующем наблюдении».
Раковые бустеры обычно указывают на улучшение показателей выживаемости, увеличение времени между диагнозом и смертью. Показатели выживаемости при некоторых видах рака действительно выросли в результате более широкомасштабного тестирования с более высоким разрешением, которое выявляет рак раньше. Но, как показывает анализ 2015 года, в целом люди не живут дольше в результате раннего выявления. Они просто живут дольше с диагнозом «рак» со всеми его пагубными эмоциональными, экономическими и физиологическими последствиями.
Использование показателей выживаемости для продвижения тестов является примером того, что критики маммографии назвали «истязанием данных, чтобы заставить их признаться в том, что известно как настоящая правда».
На самом деле данные о скрининге говорят о том, что миллионы мужчин и женщин пережили травму от диагностирования рака и лечения без необходимости. Это кажется мне чудовищным злоупотреблением служебным положением.
КОРРУПЦИЯ В РАКОВОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Агрессивный и решительный американский подход к здравоохранению не работает, когда речь идет о медицине в целом и о лечении рака в частности. США тратят на здравоохранение, включая лечение рака, гораздо больше средств на душу населения, чем любая другая страна, но более высокие расходы не привели к увеличению продолжительности жизни. Наоборот. Согласно исследованию 2015 года, в Европе, где на лечение рака тратится гораздо меньше средств, чем в США, уровень смертности от рака ниже. Как и в таких странах, как Мексика, Италия и Бразилия, согласно Our World in Data.
Американский подход способствует коррупции. Согласно эссе 2019 года в Stat News , опубликованном онкологом Винаем Прасадом, многие онкологи принимают оплату от фирм, чьи лекарства они прописывают.
Эта практика «заставляет нас восхвалять маргинальные наркотики, как если бы они изменили правила игры», — утверждает Прасад. «Это заставляет экспертов игнорировать или преуменьшать недостатки и недостатки в клинических испытаниях рака. Это заставляет врачей молчать о сокрушительной цене лекарств от рака».
В прошлом году The New York Times и ProPublica сообщила, что высшие должностные лица онкологического центра Слоан-Кеттеринг «неоднократно нарушали политику в отношении финансовых конфликтов интересов, способствуя формированию культуры, в которой прибыль, по-видимому, имеет приоритет над исследованиями и заботой о пациентах». Главный медицинский директор Sloan Kettering Хосе Басельга «не смог раскрыть миллионы долларов платежей от фармацевтических и медицинских компаний в десятках статей в медицинских журналах». Басельга покинул Слоан Кеттеринг, чтобы возглавить отдел исследований рака в фармацевтической фирме AstraZeneca.
Желание онкологов получить прибыльные результаты может также поставить под угрозу качество их исследований.
Проведенный в 2012 году анализ 53 «знаковых» исследований рака показал, что воспроизвести можно только шесть из них. В рамках так называемого Проекта воспроизводимости: биология рака было изучено 14 более поздних широко цитируемых исследований, и только пять подтверждены без оговорок.
РЕШЕНИЕ: МЯГКОЕ ЛЕКАРСТВО ОТ РАКА?
Так как же решить все эти проблемы? Некоторые эксперты в области здравоохранения поддерживают «консервативную медицину» как способ сократить расходы на здравоохранение и улучшить результаты. В опубликованном в прошлом году манифесте «Дело в том, чтобы быть медицинским консерватором» четыре врача (в том числе вышеупомянутый Винай Прасад) призывают своих коллег признать «присущие человеческому телу целебные свойства» и признать, «насколько мало влияние клинициста на результаты лечения». ». Таким образом, врачи защитят себя «от нашего злейшего врага — высокомерия».
Медики-консерваторы с радостью принимают новые методы лечения, «когда польза очевидна, а доказательства убедительны и беспристрастны», подчеркивают авторы, но многие предполагаемые достижения «предлагают в лучшем случае незначительные преимущества».
Консервативная онкологическая медицина, как мне представляется, будет меньше заниматься тестированием, лечением, нагнетанием страха, военной риторикой и шумихой. Она признает пределы медицины и будет соблюдать клятву Гиппократа: во-первых, не навреди.
Врачи не могут самостоятельно добиться перехода к консервативной медицине рака. Мы, потребители, должны им помочь. Мы должны признать пределы медицины и исцеляющие способности нашего тела. Мы должны сопротивляться тестам и методам лечения, которые в лучшем случае приносят незначительную пользу. Мы никогда не сможем вылечить рак, который возникает из-за столкновения нашей сложной биологии с энтропией, тенденцией всех систем к беспорядку. Но если мы сможем обуздать наш страх и жадность, наше лечение рака, несомненно, улучшится.
Последнее замечание: я хотел бы поблагодарить экспертов, которых я цитировал выше, — Джона Иоаннидиса, Сиддхарту Мукерджи, Виная Прасада, Азру Разу и Гилберта Уэлча, — а также Cochrane и theNNT.com за их прямолинейные и смелые оценки рака.
Об авторе